Другу моему, черноморскому моряку,
Румянцеву Александру, с глубоким
признанием и уважением.
Военно-Морская база Феодосия, бухта Двуякорная
Я хочу рассказать подлинный случай, имевший место на Черноморском Флоте в конце июля 1968-го года.
Был самый разгар "холодной войны", Советский Союз ввёл свои войска в Чехословакию. На Средиземном море активизировался Шестой американский флот. Стратегические бомбардировщики Б-52 (летающая крепость) начали облеты южных границ СССР по системе "Хромированный купол" с полной боевой загрузкой - восемь водородных бомб.
На Черном море в устьевой зоне Босфора стояли на боевой позиции девять советских подводных лодок, имея на борту торпеды с ядерными зарядами (позже я сам принимал участие в боевых походах в составе одной из команд лодки первой линии С-204). Маневрируя в квадратах своих боевых дежурств, лодки поочередно вырабатывали полный ресурс автономности - 35 суток. Затем - отдых в Балаклаве, откуда приходила на замену отдохнувшая уже субмарина.
День Советского Военно-Морского Флота(1 - здесь и далее, синими цифрами обозначены сноски, смотри в конце текста) приходится на последнее воскресенье июля. На празднества в Севастополь обещал приехать "наш дорогой" Леонид Ильич. Что тогда началось в Главной базе, описать затруднительно, этому надо было быть свидетелем.
Севастополь вылизывали, выдраивали, как медную рынду. И, конечно же, чтобы продемонстрировать мощь, стянули в Ахтиарскую бухту весь флот, не заботясь о возможных последствиях. Для охраны и патрулирования оставили небольшое число кораблей из Отряда Легких сил. Но последовавшие за этим события так и не позволили "нашему дорогому" прибыть на праздник.
В то время, я, в звании младшего лейтенанта, сразу после окончания полугодовых курсов командиров торпедных катеров, принял командование торпедным катером Г-5М(2), бортовой номер 105, из состава бригады Охраны водных районов маневренной базы Феодосия.
Шестьдесят первый дивизион торпедных катеров Охраны водных районов имел зону оперативной ответственности от устья Керченского пролива до порта Ялта. Всего в дивизионе насчитывалось 24 катера. Из них 18 боевых, а остальные катера - управления, радиоэлектронной борьбы, постановщики дымовых завес и торпедоловы. Два катера постоянно находились на патрулировании в море - составляли парный дозор.
За двое суток до праздника дивизион был переведён в режим повышенной боевой готовности. Экипаж постоянно находился на борту, а катера стояли у пирса на швартовах, носом на выход из бухты. В своей крошечной командирской каюте я не помещался. Там можно было отдыхать лишь сидя, подложив под спину рулон навигационных карт, вытянув ноги через коридор в радиорубку. Посему, спать мы предпочитали на палубе, в корме, под звездами теплой южной ночи. Если собирался дождь, развешивали брезент между кормовым флагштоком и стволами орудий. Он достался нашему боцману от каких-то шальных танкистов, залетевших на грохочущем вездеходе чуть ли не на причал. Под этим пологом мы коротали ночь.
Чуть слышно шуршал по брезенту дождь, пахло степью, полынью, машинным маслом. Сюда же примешивался запах моря - так пахнут водоросли, сырые причальные сваи, угольный дым из трубы старого парового буксира.
Днем мы разостлали брезент между орудием и открытым световым люком машинного отделения, и наш боцман - щирый и хитрый хохол из сверхсрочников - отдраивал бронедверцу шкиперского отсека. Там у него был оборудован целый арсенал: сменные орудийные и пулеметные стволы, запасные ленты и ящики со снарядами (боезапас сверх штата). Раскатали хорошо смазанные и подогнанные ленты. Матросы, вскрыв ящики, протирали ветошкой снаряды и раскладывали их в последовательности снаряжения - осколочный, трассирующий, бронебойный, зажигательный, фугасный. Каждый снаряд был маркирован соответствующей краской: коричневой, красной, зеленой, оранжевой, черной.
И началась неспешная работа. Как говорил наш боцман, "для успокоения нервов". Щелк - и золотистая гильза с торчащим из неё острым клыком стального снаряда входит в ячейку ленты.
А в это время, к меридиану Трабзона, огибая мыс Инджебурун и почти пропахивая килями прибрежную отмель, приближались два американских эсминца. Как они прошли лодочное охранение Босфора до сих пор остаётся загадкой. Возможно, они прикрылись высоким бортом какого-нибудь танкера. Так они дошли почти до Ризе. Далее скрываться не имело смысла: они все равно были бы обнаружены радиолокаторами батумского оборонительного района. Взревев газовыми турбинами главных двигателей и выйдя в режим самого полного хода, американские корабли по плавной и широкой дуге, вдоль кавказских берегов, устремились с юго-востока к Крыму, держась в нейтральных водах. Да каких, к черту, нейтральных! Чёрное море мы уже давно привыкли считать своим внутренним морем. Турция, хоть и сохраняла членство в НАТО, своим флотом действовала только в средиземноморье. Это, видимо, весьма успокаивало советское руководство, флотское и армейское начальство. И тут такая дерзкая провокация. Боже, что началось! Такой прохлоп! Со скрипом стала разворачиваться неповоротливая русская телега военной бюрократии.
Никто не знал, что задумал наш потенциальный противник. Что это - обычная провокация с целью установить стратегические возможности русской обороны, или… Класс вышедших кораблей вполне позволял нести на борту ядерное оружие. А тогда все ещё хорошо помнили карибский кризис, который поставил мир на грань ядерной войны.
Что там затеяло высокое начальство, можно было только догадываться, но активные меры противодействия явно запаздывали, если, вообще, был разработан хоть какой-нибудь план нейтрализации этой - теперь уже можно напрямую сказать - вражеской корабельной группы.
В воздух были подняты только штурмовики фронтовой авиации, но американцы на них не обращали внимания, и те бесцельно барражировали вокруг кораблей со строгим запретом на открытие огня. А эсминцы неумолимо приближались к незримому рубежу, с которого они легко возьмут на верный прицел бортового ракетного оружия севастопольскую базу ВМФ.
Корабли уже были на траверзе(3) Керченского пролива, склоняя на плавной циркуляции(4) свои курсы на юго-запад. В феодосийской базе проводил предпраздничную инспекцию заместитель командующего Черноморским флотом по оперативной подготовке контр-адмирал Воронин. И он, первый и единственный из всего начальства, решился на принятие жёстких мер противодействия, пока все пассивно выжидали чего-то. Какова его дальнейшая судьба, мне доподлинно не известно, но фамилия этого адмирала в дальнейшем (а служить довелось на кораблях и соединениях Черноморского, Северного и Тихоокеанского флотов) не встречалась.
В тот день, после подъема флагов, на катерах провели утреннюю приборку и занялись повседневной работой, не выходя из лимита времени пятнадцатиминутной боевой готовности. На самом же деле, наш выход в море по времени равнялся лишь длительности получения боевого приказа. Поэтому каждые тридцать минут по внутрикорабельной трансляции следовала команда:
- Оружие и механизмы провернуть вручную.
А через каждые 60 минут на боевые посты поступала вводная:
- Оружие и механизмы провернуть воздухом, гидравликой, в электрическую.
На подводном выхлопе запускались главные двигатели, по горизонту разворачивались артустановки, ощупывая стволами секторы ведения огня.
Ничто не предвещало аврал. На посту брандвахты пробили шесть склянок - 11 часов утра. Скоро время обеда, а там и святой для всех случаев жизни (и службы) адмиральский час.
Но тут дважды коротко взвыла сирена, и радист, выскочив в ограждение ходового мостика, изменившимся голосом доложил:
- Получен сигнал "Буря"!
- Михеич, вскрывай оружейный ящик. Личное оружие - во все отсеки.
Боцман наш был Мышлэнко Миколай Михайлыч, как он сам говорил. Он раздал десантные автоматы системы Судаева всему экипажу, по три магазина на каждый (90 патронов), и по четыре гранаты РГД на отсек. Нам на кормовую переборку ходового мостика он тоже пристегнул пружинными зажимами два этих музейных экспоната времен Второй мировой войны. "Будет хоть из чего застрелиться", - такая шутка бытовала в дивизионе.
- По местам стоять!
- Корабль к бою и походу приготовить!
Мотористы, как всегда, на высоте:
- БЧ-5 к бою готов!
В подтверждение рыкнули на средних оборотах оба двигателя.
Торпедисты закончили установку вышибных пиропатронов:
- БЧ-2, БЧ-3 к бою готовы!
- Есть!
- По местам стоять, со швартовов сниматься!
На пирс полетели сизальские канаты(5) и плетёные кранцы(6) (Причальное оборудование торпедный катер в поход не берёт.)
У нас даже якорного устройства не было. Корабль должен быть всегда на ходу, как ласточка - постоянно в полёте.
В носу оттолкнулись опорными крюками и сразу - "малый вперед". Как только вывернули к воротам гавани, передвинули сектор машинного телеграфа на "полный". Право идти по акватории бухты полным ходом имели только корабли первой линии.
За створными буями, перестроившись в двойную кильватерную колонну, мы пошли по корме сторожевого корабля, который вел нас на юго-запад.
Судя по огромному пенному буруну под форштевнем(7), там отрабатывали "аварийный вперед" и развивали скорость 45 узлов. Значит, происходило нечто экстраординарное: через 30 минут такого режима у них поплавятся подшипники линии валов.
Вскоре показались два корабля каких-то необычайных силуэтов. Позже по "Справочнику иностранных флотов" мы установили, что это были американские эскадренные миноносцы УРО (управляемое ракетное оружие) проекта 62. Уравняв скорости, мы пошли параллельными курсами.
- Як на паради, - произнес боцман.
Американцы сохраняли внешнее спокойствие, но все дальномеры, оптические прицелы, десятки биноклей были направлены на наши корабли. Как живые, шевелились усики антенн и излучатели радаров, ощупывая пространство.
Наконец, сторожевик решительно направился на сближение с головным эсминцем. Расстояние между бортами медленно сокращалось. Мне подумалось: "Сейчас это расстояние станет критическим, и корабли начнут неуправляемо и быстро сближаться бортами, пока не произойдет удар". Следовало это из основного закона гидродинамики, а его не могут отменить ни американский командир, ни наш, как не отменить приказом закон всемирного тяготения.
Едва успел об этом подумать, как раздался грохот страшного удара. Хряснули шпангоуты (спасибо корабелам завода имени Носенко в Николаеве, которые выполнили силовой набор борта с огромным запасом прочности), загудела бортовая броня. Сторожевик, как мячик, по касательной отбросило от эсминца - слишком велика была разница в массах.
Заметных повреждений ни один из кораблей не получил. Теперь, чуть поотстав, сторожевик стал наваливаться на американца с кормы. С эсминцев с интересом наблюдали: что же ещё предпримут эти сумасшедшие русские? На мостиках, в руках офицеров были видны кино- и фотокамеры.
Форштевень русского корабля высоко навис над низкой кормой эсминца. И вдруг - вниз пошел левый якорь. Вытравив несколько звеньев якорной цепи, он завис над самой палубой, мерно раскачиваясь огромной семитонной глыбой.
- Михеич, ты что-нибудь понимаешь? - обратился я к боцману.
- Та ни чёрта лысого.
Якорь всей своей массой обрушился на палубный вертолёт, стоящий на кормовой взлётно-посадочной площадке американского корабля, развалил его на несколько частей и смёл за борт. Только лопасти и мелькнули. Амплитуда якоря-маятника увеличивалась, размахи страшного молота-тарана были сокрушающими. Лапы якоря зацепили и вырвали с корнем пусковую двухбалочную установку зенитно-ракетного комплекса. Ракеты, сминая стабилизаторы, как орехи, запрыгали по палубе. Наконец-то американцы поняли, что разгром будет ужасным. Взревели на самых полных оборотах турбины, и эсминец, положив руль "лево на борт", рыскнул на восемь румбов (8)к югу и во все лопатки... к Синопу.
- Так их! В душу, в расхриста три святителя… мать их!
Боцман, в духе тонкой дипломатической риторики, всегда умел излагать свои мысли. Примерно две минуты без перерыва изливались цветистые рулады, достойные Цицерона. В восхищении, как будто ими была обеспечена победа, мы молчали. Только радиометрист произнёс:
- Класс! Жаль, записать не успел.
На втором американском корабле, видимо, пораженные оригинальностью и самобытностью действий русских, замешкались с маневрированием, и якорь с грохотом обрушился на палубу в районе правого шкафута(9). Во все стороны брызнули обломки стремительных форм командирского катера. Брызнули вместе со шлюпбалками(10) и кильблоками(11). Всё это превратилось в груду искорёженного металла и дерева.
Русский корабль сбавлял ход, и якорь со скрежетом пополз к корме "американца". По пути слегка задел и переломил, как спичку, одну из торпед трехтрубного торпедного аппарата правого борта. Затем захватил лапами леерное ограждение(12) и потянул его за собой, выворачивая палубные стойки, сматывая все это в огромный бесформенный клубок. Когда и второй эсминец отвернул вслед за своим ведущим, то русский якорь, уже соскальзывая за борт, прихватил ещё и такелажную сеть, которая укрывала платформу вертолётной площадки. Вся эта кипа трофеев не входила в якорный клюз(13), и сторожевик пошел к крымским берегам, неся свой левый якорь далеко за бортом.
Вот тут уж и мы отыгрались на этих незваных гостях. По приказу командира дивизиона капитана первого ранга Шеина катера перестроились двумя уступами и с кормовых курсовых углов стали охватывать эсминцы, действуя методом "нависающей завесы". Эта немецкая тактика времён второй мировой войны была разработана адмиралом Рёдером и описана в книге адмирала Фридриха Руге "Война на море 1939-1945 годов" (Гамбург, 1957).
Наши катера попарно выходили в имитацию торпедных атак с обоих бортов одновременно и далее, не отворачивая на циркуляцию послезалпового маневрирования, шли на пересечение курса кораблей-целей, прорезая кильваторный строй, проскакивали под самым форштевнем и обрезом кормы.
Отработав поставленные учебно-боевые задачи с полной нагрузкой, мы отвернули к родным берегам. В бухте, "горячий пирс бортом поцеловав", встали на швартовы.
- Дробь! Оружие и механизмы в нейтральное положение.
- От мест отойти. Благодарю за службу.
Громовое победное:
- Служим Советскому Союзу!
Сразу же по прибытии произвели бункеровку топлива, воды, расходных материалов. После отдыха осмотрели и провели профилактику механизмов общекорабельных систем. С заходом солнца спустили флаги и этим закончился наш первый боевой день. Не знаю, было ли это чьим-то распоряжением, но за вечерним чаем появились на палубах катеров пятилитровые анкерки со спиртом. Возбуждение прошедшего дня сняли мы этим крепким напитком; и не заметил я, чтоб кто-то захмелел.
Потом продолжалась обыденная боевая работа - патрулирование парным дозором, боевые стрельбы на полигоне у Тендровской косы, приём боезапаса в поселке Ак-Мечеть (Черноморское), ремонты. А в конце августа я поступил в Севастопольское Высшее Военно-Морское инженерное училище подводного плавания имени адмирала Нахимова Павла Степановича.
В ИЮЛЕ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОГО
Я разменял второй год срочной службы. Корабль стоял на внутреннем рейде, в Ахтиарской бухте, в Севастополе. В кубрик спустился радист Женя Нижегородов и "изменившимся голосом", как и радист на катере младшего лейтенанта Окунева в Феодосии, произнёс: "Ребята, я только что принял сигнал "Буря". Это - война".
Вскоре спустили на воду катер, и рассыльные с красно-белыми повязками на рукавах побежали разыскивать по квартирам, дачам, пляжам отпускников - сверхсрочников и офицеров. Корабль не стоял на боевом дежурстве, но всё равно прозвучала команда: "Корабль к бою и походу приготовить!" Эта же команда прогремела в мегафонах многих, если не всех, кораблей, ошвартованных у Минной стенки.
Мой боевой пост располагался рядом с ходовой рубкой, где собралось командование корабля. Через открытую дверь я видел и слышал офицеров. Они тоже не понимали, с чем связан этот страшный сигнал. Командование знало, что "Буря" - это война, а нам этого знать не полагалось.
Радист Женька принимал лишь группы цифр, и никакой "бури" прочесть в них было невозможно. Он через крохотное окошечко - только руку можно просунуть - передавал бумажку с цифрами в рубку шифровальщика. Тот расшифровывал и относил командиру уже нормальный русский текст радиограммы. После расшифровки он буркнул в то самое окошечко: "Жека, пиз…ц - "Буря", война". Через минуту вся команда была убеждена, что придется повоевать и нашему поколению. К счастью, мы заблуждались.
Только через тридцать семь лет я узнал от Александра Окунева, как феодосийский дивизион Охраны водных районов "отмахнулся" от нагловатых американцев семитонным якорем, словно дубиной.
Понятно, что по нормам международного морского права это квалифицируется не иначе, как дикое пиратское нападение на корабли США в нейтральных водах. Однако, что делать, если к твоему забору приближается давний твой недоброжелатель, вооружённый, с явным намерением погулять вдоль забора, поводить стволом, взяв на прицел членов твоей семьи, поизучать твой огород и твою реакцию на такого рода прогулки? По-моему, можно выйти ему навстречу тоже с ружьем и, не применяя ствола (он же ещё на нейтральной территории), двинуть ему в морду. Впрочем… оставим правовые оценки специалистам.
Автор посвятил публикацию "Первый бой" моей персоне. Не скрою - приятно. Благодарю офицера трех российских флотов, обладающего громадными знаниями по истории всех флотов мира, моего друга, Александра Окунева.
Честь имею, Александр Румянцев
1 Этот праздник учрежден по инициативе наркома ВМФ адмирала Николая Герасимовича Кузнецова (1904 - 1974г.г.) в 1939-ом году.
2 Катера Г-5М поступали на вооружение с 1938-го по 1956-ой годы, а в последующем модернизировались.
Водоизмещение - 17 бр. рег. тонн;
Длина - 20 метров, ширина - 3,5 метра;
Осадка в режиме экономхода - 0,6 метра;
Силовая установка - два авиационных звездообразных восьмицилиндровых карбюраторных двигателя мощностью 1250 л.с. каждый (ГАМ - 38ФН);
Мореходность - 4 балла по шкале Рихтера;
Крейсерская скорость при выходе на редан - 58 узлов;
(РЕДАН (французсое redan - уступ), конструктивный элемент днищевой части глиссирующего судна, выполненный в виде уступа и позволяющий на высоких скоростях движения снизить сопротивляемость корпуса благодаря уменьшению смоченной поверхности и обеспечению оптимальных углов атаки)
Вооружение: две парогазовые торпеды калибра 533мм; двухорудийная артиллерийская установка "Шкода" калибра 20 мм, темп стрельбы 25 выстрелов в секунду из каждого ствола, боезапас - 3000 снарядов; на люке носового кубрика, на поворотной турели установлен пулемет ДШК калибра 12,7 мм, боезапас 6000 патронов;
Огневой ресурс - 15 минут активного боя;
Экипаж - 6 человек.
3 ТРАВЕРЗ (английское и французское traverse от латинского trans versus - поперечный) - направление, перпендикулярное курсу судна. По названию борта судна определяют правый и левый .
4 ЦИРКУЛЯЦИЯ СУДНА - траектория центра тяжести судна при перекладке и дальнейшем удержании в заданном положении руля.
5 СИЗАЛЬСКИЕ канаты, сделанные из волокон агавы. Не уступают пеньковым, однако жестки, хорошо впитывают влагу и поэтому быстро изнашиваются.
6 КРАНЕЦ (голландское krans) - приспособление, служащее для аммортизации ударов корпуса судна о причал или другое судно при швартовке или буксировке.
7 ФОРШТЕВЕНЬ (голландское voorsteven от voor - передний, steven - штевень, стояк) - брус по контуру носового заострения судна, соединяющий обшивку и набор правого и левого бортов.
8 РУМБ (английское rhumb) - единица плоского угла, применяемая в навигации для определения направлений относительно сторон света. Один румб равен 1/32 части окружности видимого горизонта, то есть 11,25.
9 ШКАФУТ (от голландского schavot - стеллаж, эшафот) - широкие доски, уложенные горизонтально вдоль бортов.
10 ШЛЮПБАЛКА - устройство для спуска шлюпки с борта судна на воду и подъёма её на борт.
11 КИЛЬБЛОК - элемент опорного устройства, предназначенного для спуска судна на воду.
12 ЛЕЕРНОЕ УСТРОЙСТВО - предупреждающее падение людей за борт ограждение верхней палубы, люков, палубных надстроек судна. Состоит из металлических леерных стоек и тросов или прутьев - лееров, протянутых через отверстия в стойках.
